— Кто тебе сказал, что он не новый? — начал торговаться мужчина. — Посмотри, посмотри на него! Ни единого скола, готов покляться! Ну лежал он без дела, и что? И еще полежит, пока его за две с половиной монеты не купят!
— Но ведь я пришёл к торговцу, продающему подержанное оружие, не так ли?
Торговец ухмыльнулся.
— Ладно, две так две. Ты слишком часто крутился здесь: я тебя уже едва ли не чаще родных вижу, иначе и четвертинки бы не уступил. Но, если кого им покалечишь — я тебя не знаю.
Я кивнул и отдал деньги. Залежавшийся шест наконец-то обрёл хозяина.
В трущобах ходить с оружием никто не запрещает, но на таких людей бросают косые взгляды. Ходил бы я с копьём — косились бы вдвойне.
Шест подошёл как нельзя кстати — и на оружие не сильно похож, и ударить может больно. Горло духовного животного таким не распороть, но я и не собираюсь попадать в передряги со зверьми.
За четверть серебряного купил у кузнеца мелкий острый ножик — будет чем травы срезать. Правда, продавец вместо того, чтобы нахваливать свой товар, прогудел, пересчитывая монеты:
— Лучшие травники ходят с костяными или каменными ножами, парень. Запомни!
Я так и не понял, к чему был этот совет, но заметку себе на будущее оставил.
Несколько часов я провел в медитации и походах по городу — высматривал и выспрашивал о строителях. А когда на город опустились сумерки, решил потренироваться во дворе — совсем немного, чтобы не перенапрягать тело перед сном и проверить, можно ли выгнать из груди холод упражнениями.
Тренировку начал с разминки. Шест пока лежал в стороне.
Не нужно было медитировать и ощущать последствия ледяной Ци, чтобы почувствовать, как лёд в груди трещит и будто тает, расползаясь по телу приятной бодростью. Выходит, утром мне не показалось, и качественные тренировки и правда помогают. Грудь уже не сдавливало так сильно, а в руках появилась лёгкая дрожь.
Занятия меня затянули и я перешёл к упражнениям практиков. Стойки сменяли друг друга, система привычно выдавала ошибки.
Закончив с привычной тренировкой, я ухватился за шест. Древко ощущалось тёплым, вес казался небольшим — обманчивые чувства…
Я сделал выпад вперёд, пробуя силу удара. Конец шеста рассёк воздух с тихим свистом, руку по инерции дернуло вперед (нужно будет попробовать избивать какое-нибудь дерево, иначе при ударе меня будет тащить за оружием). Повторение единственного известного боевого приёма выходило идеальным. Я никогда раньше не сражался шестом, но ощущение лежащего в ладони оружия будто всегда принадлежало мне.
При тренировках с шестом система тоже засыпала меня сообщениями о неправильно выполненных ударах, замахах. Нужно наставника найти какого-нибудь, хотя бы чтобы показал, как нужно — это не упражнения практиков школы, сведения не секретные.
Потренировавшись в выпадах, я решил отработать ещё один удар, на этот раз представляя противника сбоку от себя. Круговой замах получается кривым, мои движения наверняка выглядят неловкими, но я не останавливаюсь. Повторяю снова и снова круговые удары, а потом и связку: выпад, шаг назад, оборонительный блок, круговой удар. Каждый раз я чувствую, что моё тело лучше подстраивается под новую задачу. Мышцы привыкают к новым для них движениям.
Удары становятся точнее, быстрее. Шест лучше слушается моих рук, а ноги сами на уровне рефлексов находят нужное положение для устойчивости. Я двигаюсь все техничнее, хотя для полного освоения боя с шестом понадобится не один год. Зато один удар я знаю отлично — прямой выпад: простой, но будто отточенный тысячами повторений.
Скоро я уже не думал о технике или правильности движений. Я просто двигался, бил воздух и чувствовал, как становится чуть легче дышать. Моё тело невыносимо горело от мышечного напряжения, но вместе с этим я ощущал, как потрескивает лед, угнездившийся в груди.
Когда я остановился, пот капал с моего подбородка. Грудь вздымалась от тяжёлого дыхания, но я был уверен, что сегодня ночью буду спать спокойно.
Глава 17
Я привычно сидел на кровати: старательно впитывал Ци. Попутно — лениво обдумывал слова травника и матери и задавал себе разные вопросы.
Что было раньше — звонок от моего «псевдосына», который решил отправить меня в этот мир, или использованная матерью табличка?
Это местная система выдала мне дар красть память, или этот бонус от существа, с которым я общался в том видении?
Зачем я здесь? Вряд ли меня сюда закинули, чтобы я исправил жизнь одной-единственной семьи. Повеселить бога или существо, похожее на него? Поправить место в пищевой цепи для всего человечества? Спасти сына травника Роя?
Вопросов было много, и найти четкие ответы на них я пока не мог. Сидел в медитации и размышлял. Только вот вечер оказался не столь спокойным, как обычно. Из медитативного состояния меня вырвал крик — резкий, отчаянный.
Я открыл глаза. Сердце екнуло, когда увидел, как в окно пробиваются оранжевые отсветы соседней улицы.
Такое уже бывало: пожары в бедных районах не редкость и что самое страшное — их некому тушить, кроме соседей и несчастных хозяев.
— Что случилось? — встревоженно спросила мама из своей комнатки. Я не ответил: едва натянув штаны и надевая на ходу рубаху, выбежал во двор.
На всю округу воняло гарью. Столб дыма над пожарищем в сумерках выглядел чернее ночи, будто горел склад с ГСМ — довелось как-то видеть подобное. В небе летали искры.
На улицу вслед за мной выбежала обеспокоенная мать. Сначала она посмотрела на дым, затем на меня.
— Китт, куда ты собрался⁈ Не говори, что…
— Надо помочь, — сказал я твёрдо. — Если пожар разойдется, весь квартал сгорит. Ты же знаешь сама, что чем больше народу будет помогать друг другу, тем быстрее потушим.
Мать ухватила меня за руку.
— Китт!
— Нет-нет-нет, — аккуратно высвободился я. — Я понимаю, что там опасно и обещаю тебе: все будет в порядке.
— Будь осторожнее, — сдалась мать.
— Вернусь быстро, обещаю.
Что есть сил, я побежал к очагу пожара, размышляя, что в отношениях меня и мамы многое меняется. В глазах матери из болванчика, который способен лишь приносить проблемы, я превращаюсь в самостоятельную фигуру: в человека, на которого можно положиться. Она ни за что не отпустила бы меня на пожар неделю назад.
Через улицу горел дом. Пламя вырывалось из окон, лизало алыми языками деревянные стены, грозило обрушить хлипкую крышу.
Огонь уже перекинулся на кустарник и ограду, стремительно тянулся к соседнему дому. На участке полыхал дровяной навес и пустой курятник.
По улице летали причитания и крики, разбавляемые громким треском горящего дерева. Жители соседних домов выбегали из домов, выводя детей и вынося самое ценное, на случай, если огонь рано или поздно доберётся до них.
Седовласый старик, чей дом мог стать следующим, сидел на коленях в опасной близости от языков пламени и кричал неразборчивые молитвы Ками.
Отсюда я уже ощущал жар от пламени, потому остановился рядом со стариком.
— Уходи отсюда, отец.
Тот обернулся, чтобы посмотреть на меня, его лицо, слегка обезумевшее от паники, неприязненно исказилось.
— Какой я тебе отец, дурачина⁈
Всего лишь формальное обращение к старшим из прошлой жизни. Сколько раз я сам такое слышал в свой адрес?
Не нравится — ну и ладно. Пожав плечами, я зашёл на горящий участок и направился к толпе, прикидывая, что мне стоит делать в первую очередь, и почему люди либо стоят, либо бестолково суетятся.
Я протиснулся в первые ряды. До пламени оставалось метров пятнадцать.
Я чувствовал, как мне стало чуть жарче. Кожу начало неприятно стягивать, но пока ещё не ощущал себя в настоящей опасности, да и жар меня не сильно волновал. Даже сутки, проведенные в холодной норе, казались страшнее, чем полыхающее рядом пламя.
Пламя ревело, стремительно охватывая дом. Люди толпились на безопасном расстоянии, прикрывали лица руками или тканью, кашляли от дыма. У меня горло тоже саднило, но сильного жара я не ощущал.